Жена добра – венец мужу. Веселый Домострой.

Жена добра – венец мужу. Веселый Домострой. ,Домострой — анонимный сборник жизненных наставлений по всем вопросам русской литературы XV века, наиболее известный в редакции протопопа Сильвестра. Муж и жена на Руси. Без жены даже предки обходились, но смысл в ней видели большой. В низком смысле: женат ты или нет, а грешить запрещалось. Ну, в крайнем случае, молодняк мог пошалить перед свадьбой.

Лично мне нравится история князя Бориса Куракина и Анны, сестрёнки жены царя Петра. Парню было 16, ей – 14, когда весь Двор собрался на их помолвку. Обрисовав сие торжество, будущий крупный дипломат приписал: ‘А мы с Аннушкой уже год как муж с женой жили’. Вот вам и тёмные предки, вот и ‘теремное заточение’!

Историям с ‘девками’ несть числа. ‘Домострой’ смиренного попа Сильвестра сразу сообщает счастливому папаше две вещи о дочерях. Первое, их нельзя бить (а мальчиков – очень даже нужно!). Второе – надо строго воспитывать, чтобы дочурка: а) не проявила свою волю к утрате девства, и б) не осрамила тебя перед множеством народа. Зато если умудришься отдать дочь замуж ‘без порока – великое дело совершишь и посреди собора похвалишься’! – Ещё в XVI веке предки припухали от сложности такой задачи.

Так что указание на манеры поведения при выборе жены – гнилая отмазка. Нормы – были, но могли – все.

Если говорить серьёзно, нравы предков были едва ли не веселее, чем у нас. Идея с девственностью вообще с трудом укладывалась в их головах: образ невесты в целлофане, эдакого нераспечатанного продукта, целиком принадлежит буржуазным отношениям. А с ними на Руси было туго. Попы старались, но не могли внятно разъяснить согражданам, почему выбирать невесту на смотринах (когда под длинным платьем её норовили на табурет поставить) – хорошо, а веселясь голыми на пленэре, например, на Ивана Купалу, – плохо. И почему неправильно сначала ‘обойти вокруг куста’, а затем – вокруг алтаря.

А. Герасимов. Баня.

Иностранцы даже в XVII веке (при ‘Короле солнце’ и трёх мушкетерах) остолбенялись на подходах к Москве. Город был окружен широким кольцом кабаков и общественных бань, откуда голые дамы и барышни выпрыгивали прямо в пруды. Мужиков не дискриминировали: хочешь в баню – иди в баню. Это даже приветствовалось. Мушкетеров, у которых король помылся трижды (при рождении, разок в фонтане при болезни и затем после смерти), вольность русских нравов потрясала до основания. А нам Париж даже нравился.

Возражали наши моралисты против кабаков: бабы пили там 2-3 дня, пропивались до последней рубашки и возвращались домой ‘опростоволосившись’. Без прически и головного убора бабы и девки не различались. Разницу устанавливали дома: девку отец побить не мог, а жену муж учить был обязан.

Пьянству – бой!

«Царевна-лягушка». Виктор Михайлович Васнецов.

Мы с вами подошли к самой приятной части Домостроя.

Наставление жены на путь истинный целиком лежит на нас, Господах. При одном ничтожном условии: побить можно только за дело, если плохо ведёт себя или дом. Пьянство одно с другим связывает.

Кутёж в кабаках был исключением, но дома, да ещё когда набегут подруги, все домостроевские жены со вкусом прикладывались. Благо, мужу полагалось делать немереные запасы ‘зелена вина’ (т. е. водки), просто вина (дорогого привозного), хмельного мёда и пива. Вы скажете, что выпивку можно запирать. Вот и предки так думали, но жены, как грустно констатирует ‘Домострой’, были хитрее.

Запретить жене принимать подруг и ходить в гости муж не мог. Инструкция советовала ему лишь просить жену при приёме баб ‘переменить’ лучшее платье (заляпают!), а также постараться не допускать на такие посиделки ‘мужеск пол’ (а то озвереют). Если этот заход прошёл – попросить ещё ‘дурных и пересмешных и блудных речей не слушать и не беседовать о том’. А как не беседовать? Мы сами, только acva vita пригубим, можем удержаться?!

Оставалось одно: бить! Но строго по правилам.

Жена могла бить, кого хочет, невозбранно: ‘не имеет слов, ино ударить’. Муж мог только ‘наказывать’, предварительно объяснив жене её неправоту (вам это удавалось?), ‘а наказав, пожаловать, и приголубить, и полюбить’. Это мы – всегда! Значит, осталось объяснить modus operandi самого бития.

Вы должны:

1. объективно установить вину. ‘Наговоры’ соседей и знакомых не принимаются, как всякие ‘недобрые речи’ и ‘своя примета’ (наблюдение). Расспросив жену наедине ‘добром’, добейтесь искреннего и нелукавого покаяния. Засим можно бить? Нет.

2. Необходимо успокоиться. Бить в гневе, да ещё чем попало, нельзя.

Это почему же? – Спросите вы. – Кто помешает? Должен серьёзно разочаровать: по жалобе жены приходскому священнику, подтвержденной соседями, за жестокие и/или беспричинные побои мужика без разговоров упекали ‘на исправление’ в монастырь. Жена могла попросить отпустить буяна досрочно: и часто просила.

3. Бить можно только специальной мягкой плетью. Невеста сама подносила её жениху, и если вы думаете, что это была тяжелая плеть, то вы так не думайте.

4. Наконец, самое приятное: ‘А плетью с наказанием (словесным внушением.– Авт.) бережно бить, и разумно, и больно, и страшно, и здорово’.

5. Можно ближе к телу: коли ‘велика вина и кручиновато дело, и за великое и страшное ослушание и небрежение’, сняв рубашку, ‘плеткой вежливенько побить, за руки держа’. Чем бить, держа голую жену за руки, не знаю, тут скажешь, как герой анекдота: ‘А ну ее на фиг, эту рыбалку!’.

Да, совсем забыл. Если жена не признается, что была не права, то сурово наказать следует того, кто её оговорил. В суде ‘за бесчестье’ жены брали полуторный годовой оклад мужа.

Дешевле, быстрее и благодарнее от обиженной супруги было вызвать оговорщика ‘в поле’ и рубиться, как рекомендует наш трактат, насмерть. Уклониться – значило, что вы не Господин (см. выше, п. 2).

А ну его, этот Домострой!

Русская купеческая семья времён «Домостроя». Рябушкин.

Вы так сказали, или мне послышалось? Вижу, вы уже ‘быстрым разумов невтонов’ прикинули, что вся борьба женщин за свои права в последних столетиях пала на их же головы. Сказано: ‘волос длинный – ум короткий’. Они по полной программе схлопотали заготовление и приготовление (плюс забивание гвоздей). От вольного пьянства, эротических бесед и действий (с посторонними) переключились на борьбу с оными. Хотели из терема на волю – получили всю нетворческую связь с внешним миром. В XX веке очень захотели зарабатывать – так флаг им в руки, мы не сексисты. Видите, как полезно было бить!

В XXI веке мужчине жить хорошо. Даже наш мужской журнал старательно делают сплошь одни бабы. Читаю и лениво так думаю: мо-лод-цы!!! И всё же что-то угрызает. Конечно, выгодно не переть жене шелка шемоханские с кружевом брюссельским, чтобы она на людях о твоем достоинстве свидетельствовала. Пусть сама себя одевает, а не может – юбку от Кензо на коленке шьёт. Вестимо, приятно открыть холодильник и свысока так посмотреть, чем тебя удивят.

Per aspera к невозможному.

Но так ведь у всех. А мы люди гордые, можно сказать – исключительные. Лично я – за интеллектуальный экстрим. Пойти в китобои или прыгнуть с небоскрёба – для сопливых. Совершить великое открытие – было. Усовершенствоваться до Будды – эгоистично. А вернуть жену в лоно Домостроя – невозможно, то есть как раз по мне.

Царевна-Несмеяна. Виктор Михайлович Васнецов.

Зачем, вы полагаете, мужики это делали? ‘Аще дарует Бог жену добру – дражайше есть камения многоценного, таковая делает мужу своему все благожитие’, – информирует ‘Домострой’. Чем она ‘благожитие’ делает – сразу не разберёшь. Однако пытливому уму всё под силу. Оказывается, выполняя бесчисленные обязанности и отвечая за всё и в частности, мужик нравственно совершенствуется. Он же Господин – то есть воплощённый пример. Хозяин дома не крадёт, не блудит, не лжет, не клевещет, не обижает, не осуждает, не бражничает, не осмеивает, не помнит зла, не гневается и даже ‘наимита наймом не обижает’. Словом, святой в социальной сфере. Если не верите – посмотрите, он тёщу любит по определению. Если не соответствуешь определению – ты вовсе и не Господин, а мелочь пузатая.

Вот это – максимализм. Это – для гигантов. Три года пашу, а сегодня жена сказала с вызовом: ‘Я сама жидкость для снятия лака купила. И две котлеты!’ В переводе: ‘Мышей не ловишь, не дорос, не соответствуешь, если не постараешься – не получишь’. И наплевать, что только этой жидкости я не запас, а фабричные котлеты нам к черту не нужны. Вот планка! Вот сверхзадача посередь мегаполиса.

А работать жене нужно разрешать: у неё нет слуг для творческого времяпровождения. Домострой допускал это с условием, чтобы работала дома, а в городе её представлял муж. И чтобы расписание себе определяла сама.

При такой жизни жена может иногда помолчать, а то и ‘пострадать’. ‘Жена добра, и страдолюбива, и молчалива – венец мужу своему, блажен таковыя жены муж’. Воистину блажен!